Мая лютая духоўная барацьба за ... каробку цукерак

Холодно. Нет, не так — очень холодно, невыносимо. Но я обещала принести подарок её дочке. Книгу сказок, и она уже лежала у меня в рюкзаке. Туда же отправилась коробка конфет. Нет, эти конфеты не девочке, и не её маме. Это мои личные конфеты, я их только что забрала с почты. Мне их друзья прислали. Это мои любимые конфеты. На всякий случай я ещё два раза открыла рюкзак, отложила книгу подальше от конфет, и конфеты от книги. Но всё равно их соседство как-то смущало меня, и я положила подарочную книгу в отдельный пакет, и тогда уже немного успокоилась. Я их отделила друг от друга, чтобы у них даже мысли не возникло, что между ними есть какая-то связь, что они не случайно лежат здесь, прижавшись боками другу к другу, и чтобы вдруг не подумали, что они предназначены попасть по одному и тому же адресу. Не перепутать бы подарки, и чтобы конфеты случайно не вытащить с рюкзака, а в целости и сохранности донести до дома. Тут надо всё предусмотреть, а то вдруг в спешке и конфеты достанешь, и... И всё! «Ой, а это мне?», - восхищённо всплеснёт руками моя знакомая. И что я отвечу тогда? «Нет, это мне!».
Может, она не поднимет трубку, или передумает сегодня меня принимать, в такой злющий мороз? Но нет, она рада звонку, дома и ждёт. Скрипя снегом под ногами, сжимая зубы и скрепя сердце я отважно (хоть и немного ругаясь, но с использованием литературной лексики) отправилась в нелёгкий путь, сопровождаемая воем ветра и колючими снежинками, которые иголками впивались в лицо. Всегда, когда только немного расслабишься, к тебе подкрадётся какая-нибудь глупая мысль. Откуда только в голове (или где?) это берётся? Вот это: «А отдай эти конфеты Свете!». «Нет!, - сухо отрезала я. - Нет, нет и нет!» «Ну почему? Тебе жалко эту несчастную коробочку конфет?», - этот спокойный и тихий голос часто выводит меня из себя, в прямом смысле и переносном. «Я не отдам эти конфеты, не отдам! Потому что это мои, лично мои конфеты, которые лично мне прислали лично мои друзья! Могу я что-то поиметь в этом мире для себя, или нет?», - сурово отбивалась я. «Ой, да, я совсем забыл. Ты же никогда не ела конфет. И вообще, ты бедная и несчастная, да?», - последовал сочувственный вопрос. «Ну пускай я не бедная и несчастная, но с какой стати я буду отдавать ей конфеты? Она что — голодает, или у неё денег нет? И не надо мне про маленькие жертвы и духовную борьбу! Я готова — но только на настоящую борьбу! На войну, на сражения! Ну чтобы драконы, колесницы, вооружённое восстание, что-то в таком роде — да, я готова! Но в данном случае конфеты я не отдам, и вообще замолчи, ты только и хочешь, что пустить меня по миру, и раздеть до нитки!», - я кипела «праведным гневом», защищая своё, моё, личное.
Уже в подъезде её дома, поднимаясь на какой-то там этаж без лифта, я сдалась: «Ладно, ладно, отдам я те конфеты, отдам! Но только за души в Чистилище!». И сразу стало легче, правда. Уже совсем не жалко было конфет, вообще, ни грамма. Сколько пафоса, столько трагизма... Чтобы просто отдать — нет, нужно обставить так, как будто это немыслимый дар, невообразимая щедрость, небывалый героизм. Заботливая память тут же суетливо подсунула картинку с фильма «Пятая печать», когда книготорговец Кирай спешил к любовнице, и вёл сам с собой долгие дебаты на тему, какой кусок мяса отдать искусительнице — корейку или грудинку. «Только бы она теперь ещё и корейку не обнаружила! Грудинку уж пусть забирает. Но корейка не про неё. Корейку - не отдам!».
Она встретила меня радушно. Очень обрадовалась и книге для дочки, и конфетам — для неё (лично). А потом вынесла с другой комнаты огромную коробку конфет, в три раза большую моей: «А это я тебе приготовила в подарок! Я знаю, что ты такие любишь!».
Я шла домой удовлетворённая. И конфеты отдала, и души спасла (надеюсь, хоть одну, ну хоть на сотую долю части), и ещё в три раза больше конфет получила.

Женщины в Opus Dei